Мне бы хотелось, чтоб меня кто-нибудь где-нибудь ждал

Этот мужчина и эта женщина

Этот мужчина и эта женщина едут на иномарке. Маши­на стоила триста двадцать тысяч франков. Как ни стран­но, в автосалоне мужчина больше всего колебался из-за стоимости наклейки об уплате дорожного налога.

Жиклер барахлит. Мужчину это безмерно раздра­жает.

В понедельник он попросит секретаршу позвонить Саломону. На мгновение у него мелькает мысль о грудках секретарши - они такие маленькие. Он никог­да не спал со своими секретаршами. Во-первых, это вульгарно, а во-вторых, в наши дни на этом можно по­терять много денег. Он вообще больше не изменяет жене, с того самого дня, как они с Антуаном Сеем под­считали, играя в гольф (ну, чисто гипотетически, ко­нечно!), во что каждому из них обошлись бы алименты.

Он и его жена едут в свой загородный дом. Это очень красивая ферма под Анже. Прекрасные про­порции.

Они купили его практически за бесценок. Но вот ре­монт и переделка...

Деревянные панели во всех комнатах, камин, кото­рый сначала разобрали, а потом собрали по камешку, - он влюбился в этот камин у антиквара-англичанина с первого взгляда. На окнах - тяжелые драпировки с кистями. Суперсовременная кухня, камчатные поло­тенца и столешницы из серого мрамора. Ванные комна­ты при каждой спальне, мебели немного, зато вся ан­тикварная. На стенах - гравюры XIX века со сценами охоты, вот только рамы, пожалуй, чересчур золотые и слишком широкие.

Чуточку попахивает нуворишеством, но хозяева, к счастью, этого не ощущают.

Мужчина в "костюме выходного дня": на нем твидо­вые брюки и голубой кашемировый свитер с высоким воротом (подарок жены на пятидесятилетие). Ботинки от Джона Лобба - от этой марки он не откажется ни за что на свете. Носки на нем, естественно, фильдеко­совые и длинные - до середины икры. Это нормально.

Он довольно лихо ведет машину, обдумывая дела. По приезде нужно будет поговорить со смотрителями о доме, о хозяйстве, о подрезке буковых деревьев, о браконьерах... Как же он все это ненавидит.

Он не любит, когда его держат за идиота, а эти двое смотрителей над ним просто издеваются. За работу они принимаются в пятницу утром, спустя рукава начина­ют лениво бродить по участку - да и то только потому, что знают: вечером приедут хозяева, и нужно изобра­зить вид деятельности.

Ему следовало бы вышвырнуть их вон, но сейчас у него совершенно нет на это времени.

Он устал. Ему осточертели его компаньоны, любо­вью с женой он практически не занимается, ветровое стекло напоминает комариную братскую могилу, и все так же барахлит жиклер.

Женщину зовут Матильда. Она хороша собой, но на ее красивом лице читается горечь ее жизни.

Она всегда знала об изменах мужа, и ей точно изве­стно, что теперь он хранит ей верность исключительно из-за денег.

Она с грустным видом сидит на "месте смертни­ка" - как всегда во время их бесконечных субботне-воскресных поездок.

Она думает, что никогда не была любима, что у нее нет детей, а еще — о малыше сторожихи, которого зовут Кевин, в январе ему исполнится три годика. Кевин - какое ужасное имя. Будь у нее сын, она назва­ла бы его Пьером - в честь своего отца. Она вспомина­ет, какую ужасную сцену закатил ей муж, когда она за­говорила об усыновлении... Но вместе с тем она думает о том миленьком зеленом костюмчике, который зап­риметила несколько дней назад в витрине "Черутти".

Они слушают "Fip". Хорошая радиостанция: класси­ческая музыка - это надежно, а музыка разных народов всегда создает впечатление, что ты открыт всем ветрам мира, и короткие выпуски новостей - такие короткие, что чужие несчастья не успевают пробраться к тебе в салон.

Они проехали пункт оплаты за проезд. Они так и не сказали друг другу ни единого слова, а до дома еще ох как далеко.