Шоу "Смерти и воскресение"

Прошло три непредсказуемых года наших странствий, и как-то на сотовый Тони позвонили из студенческого театра в Йеллоу Спрингс, Огайо, и пригласили отыграть несколько представлений. Мы только что выдержали натиск небольшой, но пугающей толпы разгневанных спасенных протестантов из общества «Бог против косяков» в Канзас-Сити. Разгар зимы. Хозяева театра предложили нам две с половиной тысячи, но никак не могли взять в толк, почему мы отказываемся играть по нескольку раз в день. В конце концов они приняли наши условия и решили поставить три наших шоу в три дня.

Барбаро сидел в первом ряду, тихий и зачарованный.
В последний наш вечер в студгородке он подошел к столику, где сидели мы с Мадре, поглощая тарелками жареные кабачки и запивая горячим сидром. На нем были кархартовские порты и старая футболка «Рамонес».

– Мне было бы весьма приятно, если бы я мог плюнуть огнем для вас, – сказал он, – Но я не позволен делать это внутри.
– Что?
Его черты напомнили мне какую-то доисторическую птицу: изогнутый нос, выпуклое адамово яблоко, глаза цвета темного шоколада и надежды. Он откашлялся.
– Вы прекрасно выступали для моих коллег и для мне. Так что, если позволените мне, я с удовольствием отплачу вам взаимностью. Одно неудобство: вам придется идти наружу.
Матушка недоверчиво нахмурилась, но я дернула за рукав ее вериг.
– Да ладно тебе. Потом допьем свой сидр.
– Вы не останетесь разочарованными, – пообещал Барбаро.

Мы оставили дымящиеся кружки на столе и отправились на улицу вслед за незнакомцем.
Он зажег факел под ущербной луной. Мы с Матушкой прижались друг к другу в январской ночи, пока Барбаро заглатывал лампадное масло. Он жестом попросил нас отступить, и мы сделали целый шаг назад как раз перед тем, как он выдохнул первый шлейф огня.

Матушка вскрикнула.
Я притянула ее к себе, а Барбаро издал странный звук, вроде того, какой слышно от замученной эспрессо-машины. Пламя вырвалось у него из ноздрей.
– Где ты этому научился?
Он не ответил.
– Я прочел о вашем шоу, еще когда учился на доктора в Италии, прежде, чем я бросил медицину и занялся театром. С тех пор, как я попал в Огайо, я умолял местную театральную труппу разыскать вас. Мне кажется, у меня есть все, чтобы быть вам попутчиком.

Я толком не знала, что сказать. Его метание огня впечатляло, спору нет, но еще ни разу не случалось, чтобы кто-то вот так, напрямую, проходил у меня прослушивание. Я глянула на Мадре.
Она заговорила, тщательно взвешивая слова.
– Нам, ясное дело, придется посоветоваться с остальными.
– Да-да, конечно, – кивнул Барбаро.
– Сможешь для них выступить?
– Разумеется.

Магделена и Тони уже попрятались по своим уютным общежитским комнаткам и не желали, чтобы им морочил голову какой-то печальный не от мира сего итальянец. Но Матушка ухитрилась соблазнить Магделену на это полуночное прослушивание, а Тони уговорила я: мол, это простая вежливость. Люди очень прилично заплатили нам, а этот человек подбил их на такое.

С этим Тони поспорить не мог. По большей части нам везло долларов по сто на всех четверых. Из Антиоха же мы уезжали сытые и отдохнувшие, да еще и с пятьюстами долларов на каждого плюс еще пятьсот – в общем котле. Тони скинул покрывало и пробормотал:
– При таком раскладе ожидаю прямо-таки торт с розочками.

За порогом тем временем пошел снег. Короткие темные волосы Барбаро, укрытые белоснежными хлопьями, выглядели почти седыми.
– Не хочу показаться нахальным, – произнес он, поджигая факел, – но обязан сказать, что с тех самых пор, как прочел о вашем шоу, я знал, что должен стать его частью. По самым разным причинам я был рожден изрыгать для вас огонь.

Вчетвером мы стояли полукругом, пока он заглатывал лампадное масло.
А снег все падал с черного неба, подобно невесомой алмазной пыли, и вдруг – словно вой ветра – языки пламени прорвали метель.

Тони смотрел не отрываясь, совершенно зачарованный.
– Настоящий сказочный дракон, – прошептала Магделена.

У нас уже был запланированы трехнедельные каникулы в доме одного приятеля из Майами, что и было сообщено Барбаро, и утром мы отправились на юг, где все пахло скошенной травой, а зимнее солнце быстро вызолотило нам кожу дотемна.
В последний наш пляжный денек человек-птица Барбаро нарисовался на горизонте вместе со своим красно-белым холщовым рюкзачком. Один его вид поверг мое сердце в неописуемый трепет. Я глянула на его красные кеды, подумала на мгновение, уж не гей ли он, но решила в итоге, что нет.

– Надеюсь, вы не изменили своего решения касательно меня, – проговорил он, склонив голову набок.
Барбаро-огнеметатель, прямо из Венеции, Италия. Ясное дело, мы не передумали. Мы вновь расселись по машинам и отправились в сторону Остина, от мотеля к мотелю.