Мой отец, его свинья и я

До того, как я появилась на свет, мои родители были черно-белые. Я это обнаружила, когда мне было шесть лет. Я задумалась, когда же и как они стали цветными? На фотографиях, где они маленькие и очень странно одетые, они были черно-белые. На фотографиях, где они большие и очень странно одетые, тоже. А теперь они разноцветные. Когда же это произошло? Я помнила их только в цвете, а значит, это случилось до моего рождения. На фотографиях, где я вместе с родителями, они такие же разноцветные, как и я. Мои родители ни разу даже словом не обмолвились о смене своего цвета. Иногда они даже шли на обман.

-Это было мое любимое зеленое платье! – сказала мама, показывая на снимок, где она стоит в светло-сером платьице и держит в руках молочник.

-Красиво, - сказа я и сделала вид, что ничего не заметила.

Может, мои родители сами забыли, что раньше были черно-белые. Потому что стыдились этого. И они просто делали вид, будто на фотографиях в начале фотоальбома они такие же яркие, как и в конце.

Только один из наших родственников оставался черно-белым даже в конце: дядя Фридхельм. Дядя Фридхельм жил на Мадагаскаре и носил круглые очки. И это было все, что я о нем знала. И то, что он черно-белый. Странно, думала я, если моим родителям удалось сделаться цветными, то почему дядя Фридхельм остался черно-белым ? Может, как раз поэтому я никогда и не встречалась с ним? Может, его и из семьи изгнали, потому что он единственный не стал цветным? Во всяком случае, теперь ему приходится жить на Мадагаскаре. Чтобы помочь ему, думала я, нужно разузнать, как мои родители сумели сделаться цветными и почему это не удалось дяде Фридхельму.

Я взяла фотоальбом и отправилась к матери.

-Ой, покажи-ка! – обрадовалась она и добавила: - Фридхельм такой тощий, даже на Мадагаскаре не расцвел! Значит так и есть. Мой дядя уехал на Мадагаскар, чтобы расцвести. Но у него не получилось. Поэтому он не может вернуться. Я представила себе, как дядя Фридхельм сидит на Мадагаскаре, грустный и черно-белый. С этим надо было что-то делать.

- Какая на тебе красивая красная водолазка!

- Хм. – Отец сидел, склонившись над книгой, с трубкой во рту.

- А раньше ты носил такие же яркие водолазки?

- Хм.

- Или они были скорее черные или серые?

- Хм.

- Папа!

Он поднял взгляд:

- Водолазки мне покупала бабушка. Это была ее забота!

Я позвонила бабушке.

- Когда твой отец был еще при мне, он носил рубашки, - сказала она и добавила, что тогда он выглядел, как человек.

- Белые рубашки? – спросила я.

- Ослепительно белые!

Я положила трубку. Все-таки бабушка подтвердила мне, что раньше не было цветных рубашек.

Я еще раз присмотрелась к черно-белым фотографиям в альбоме. На одной отец стоял на высокой горе с моими дедушкой и бабушкой и моим дядей. Все с рюкзаками и в тяжелых туристских ботинках. У дедушки был очень радостный вид. У остальных – нет. На следующей фотографии мама и бабушка сидели у дома- трейлера. Дедушка высоко поднял марлевый бинт, которым он перед этим крепил дом-трейлер к фаркопу. Я это знала, поскольку дедушка рассказывал об этом на каждом дне рождения. Сразу после истории с садистом. Мой дедушка был врачом и любил за обедом рассказывать истории из своей практики. В садисткой истории речь шла о парочке, которая явилась к моему дедушке на прием поздно вечером.

- Потому что у женщины торчала иголка в заднице! – заявлял дедушка, цепляя вилкой кусок пирога. На этом месте рассказа мать всякий раз бросала на дедушку сердитый взгляд. Но дедушка все равно продолжал: - И сидела она так глубоко, что без помощи врача уже не вынималась! - И засовывал пирог в рот. Жуя он говорил: - Потому что они были привержены садомазохизма, если вы знаете, что это такое, - и довольно откидывался на спинку стула. Когда дедушка рассказывал эту историю в самый первый раз, я спросила у матери, что такое "задница".

- Это приличное название жопы, – сказала бабушка, а мать после этого добавила, что бабушка наша из деревни, на что отец сильно рассердился.

Я захлопнула фотоальбом. Так я и не продвинулась дальше. Если я не могу разузнать, что делали мои родные для того, чтобы стать цветными, то может проще узнать, что же дядя Фридхельм делал неправильно? Я застала мать в коридоре, она стояла на стремянке и сверлила в стене дырки. Дрель ей подарил на Рождество наш отец.

- Мама, - крикнула я сквозь шум дрели, - а почему это дяде Фридхельму так плохо на Мадагаскаре?

Мать выключила дрель.

- Понятия не имею, детка, - сказала она.

- У него много друзей?

- Я же сказала, не знаю!

Мать снова включила дверь.

- А разве людям он не кажется странным?

- Вполне возможно, - сказала мать и вонзилась дверью в стену.

Я пошла в свою комнату и легла на кровать. Должно быть, дядя Фридхельм очень несчастлив – быть таким черно-белым среди разноцветных людей. На улице и в кафе на него наверняка оглядываются. Может, они думают, что у дяди Фридхельма какая-нибудь заразная болезнь, и поэтому не хотят с ним водиться. В конце концов, им же не хочется, чтобы весь Мадагаскар стал черно-белым. Минуточку, весь Мадагаскар? Я вскочила с кровати и побежала в гостиную. Фотоальбом все еще лежал на столе. Я раскрыла его на том месте, где они стоят на горе с рюкзаками. Там все было черно-белым. Теперь ясно, подумала я, почему бабушка ничего не хотела говорить про водолазки. Она сама раньше была черно-белая. Дедушка тоже. И горы. Весь мир, должно быть, раньше был черно-белый. Может быть, подумала я, дело вовсе не в моем дяде. Он не стал цветным, потому что Мадагаскар не стал цветным, в отличие от всего остального мира. Если бы он приехал домой, он бы расцвел. Я нашла решение. Я могла бы ему помочь.