НаPRoлом

Я горстями пил обезболивающие таблет­ки, иначе просто не мог вытерпеть до конца представления. На людях я старал­ся не хромать и всем своим видом показы­вал, что у меня все в порядке. Но как только оказывался за кулисами, то чуть не падал, волоча ногу.

Глава 1

ТЕПЕРЬ
ИГРАЮ РОЛЬ
ТЕРМИНАТОРА

Слышали? Я возвращаюсь в большой спорт. Хочу выступать на Олимпиаде 2010 года в Ванкувере и завоевать еще одну золотую медаль.

Лично я был несколько удивлен, ког­да до меня долетела эта новость! Ника­ких таких заявлений я не делал. Да, сей­час, в октябре 2007 года, это кажется мне вполне реальным. Но что будет дальше? В силу некоторых обстоятельств я бы поостерегся от каких-либо прогнозов.

Впрочем, я догадываюсь, откуда взялась эта инфор­мация. Ранней весной я находился на Открытом чем­пионате Японии. Разговорился там с нашими судья­ми, поинтересовался, какова процедура возвращения в любители. Они, видимо, и рассказали остальным, в том числе президенту Федерации фигурного катания России Валентину Николаевичу Писееву: мол, Леша изъявил желание вернуться. И пошло-поехало.

Слухи о моем возвращении поползли в июне. А в мае о возобновлении тренировок объявил мой веч­ный соперник Евгений Плющенко. Получилось, что меня подхлестнул поступок Жени. На самом деле это случайное совпадение. Мне абсолютно все равно, вернется Плющенко или нет, хотя другого спортсме­на появление такого сильного конкурента, наоборот, могло бы отпугнуть.

Я просто хочу вновь испытать те же острые ощуще­ния, что и раньше. Меня еще в феврале неодолимо потянуло к родным пенатам. Ностальгия одолела и не оставляет до сих пор. Не хватает соревнований, адреналина — без этого мне скучно. Может быть, потому, что я ушел слишком рано — в 23 года, и не по своей воле, а из-за травмы.

***

Начиная с 2000 года я жил сначала с периодической, а затем с непрекращающейся болью в правом бедре. Никто не знает, через какие страдания я прошел. Любые физические упражнения приносили невыно­симые муки.

Я благодарен судьбе за то, что в феврале 2002 года сумел выступить на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити, потому что на тот момент боль затаилась. После же Олимпиады эта чертовка уже была повсюду со мной.

Я даже на две недели раньше закончил кататься в турне «Чемпионы на льду», и мы с моим агентом и другом Дмитрием Горячкиным поехали в клинику, где мне сделали укол гидрокортизона — гормональ­ного препарата, снимающего воспаление.

Нога сразу прошла, но в октябре на этапе Гран-при ИСУ «Скейт Америка» в Спокане, штат Вашингтон, боль вернулась. Инъекции гидрокортизона больше не помогали. Этот препарат можно колоть два-три раза, после чего организм к нему привыкает и лекар­ство перестает быть эффективным. В результате я с трудом докатал короткую программу и снялся с произвольной. При такой боли я не мог не то что ка­таться — ходить! Хромал постоянно.

Тут же, в Спокане, я прошел тщательное медицин­ское обследование, затем еше одно в Нью-Йорке — в больнице, которая специализируется на травмах такого рода и считается лучшей в мире. Как выясни­лось, у меня с рождения чашечка сустава неплотно закрывала головку бедра, в так называемой, вертлужной впадине. Причем на обеих ногах. Трение костей друг о друга было настолько сильным, что они деформировались, возник артроз. Правая нога, на которую ложилась основная нагрузка, оказалась в наиболее плачевном состоянии.

Любопытно, но врач сказал, что травма могла не от­крыться, если бы я не катался. Дожил бы до старости, а потом стал бы лечиться от артрита. Я же более двадцати лет посвятил спорту и хотел кататься дальше! Для нача­ла врач рекомендовал несложную артроскопическую операцию, предупредив, что в связи с огромными на­грузками рано или поздно бедренный сустав нужно бу­дет поменять.

Весной 2003 года меня прооперировали в этой нью-йоркской больнице. Выташили из сустава ча­стицы раздробленной кости. Это принесло облегчение на несколько месяцев. "Все казалось прекрасным. Думал, наконец-то можно вернуться к выступле­ниям! По истечении реабилитационного срока нога разболелась, начался отек. Как и предполагали док­тора, боль ушла временно, пока суставная сумка опять не набилась всяким хламом.

Ясно, что в такой ситуации соревноваться на прежнем уровне было нереально. И тогда я принял решение уйти. Насовсем! Мои проводы состоялись в ноябре того же 2003 года на турнире «Скейт Канада» в Миссиссауге, провинция Онтарио. Я произнес фи­нальную речь, заявил, что покидаю любительский спорт, поскольку всего достиг. Конечно, в этом была своя доля правды: для фигурного катания я сделал все, что мог, впереди маячили новые горизонты - профессиональная карьера. Но если бы с моим здо­ровьем все было бы в порядке, у меня не возникло бы необходимости что-либо менять. Я не стал раскрывать истинных мотивов своего ухода, поскольку счи­тал, что мое здоровье касается только меня. Состра­дать мне не надо. Ненавижу, когда меня жалеют.

Поверьте, если бы на тот момент у меня была хоть малейшая возможность остаться в любительском спорте, я бы остался, потому что от него я получал истинный кайф. Я попрощался со зрителями и очень долго переживал. Ничего не поделаешь... Уже через год я заставил себя наслаждаться туром «Старз он айс» и профессиональными состязаниями, где нет таких высоких нагрузок.

С каждым годом боль становилась все сильней и сильней. Вплоть до того, что я даже не разнашивал но­вые ботинки, ведь для этого нужно кататься. А мне при­чиняли боль и элементарные прогулки по улице. Мак­симум через пять-десять минут я начинал прихрамы­вать и старался быстрее куда-нибудь присесть отдох­нуть. Нельзя было поиграть ни в футбол, ни в пейнтбол, ни в теннис. Частенько случалось так, что я вынужден был подолгу сидеть в роли пассивного наблюдателя.

В американском туре «Старз он айс» мы путеше­ствовали по городам на автобусах. Однажды после шоу мне стало так плохо, что пришлось останавли­вать всю автобусную колонну, дабы женщина-врач, которая ехала в другом экспрессе, пришла ко мне и помогла справиться с болью.

Я горстями пил обезболивающие таблетки, иначе просто не мог вытерпеть до конца представления. На людях я старался не хромать и всем своим видом по­казывал, что у меня все в порядке. Но как только ока­зывался за кулисами, то чуть не падал, волоча ногу.

Катки в Северной Америке, как правило, предста­вляют собой гигантские сооружения. Между разде­валками и ареной — огромное расстояние, которое у меня не было сил преодолевать пешком. Тогда я ку­пил электрический самокат с моторчиком. Я гонял на нем по всему дворцу: до ледовой площадки и обратно. В раздевалку не заезжал, чтобы никого не задеть, и оставлял своего «мустанга» в коридоре. Ребята веша­ли на стену знак «инвалидная стоянка», в этом месте я парковался. Поскольку самокат перевозили в грузо­вом фургоне вместе со столом для пинг-понга, рабо­чие знали, что это — мое средство передвижения. Веши выгружали рано утром, а мы появлялись на кат­ке днем. К тому моменту самокат, уже заряженный, стоял возле раздевалки в ожидании меня.

Мне нужно было слишком часто выходить на лед. Помимо двух сольных номеров, в моем репертуаре имелось еще пять групповых — я сам настаивал на участии в них. А ночью я просыпался, и порой даже слезы на глазах выступали: нога беспрерывно ныла, а при смене положения боль и вовсе пронзала все тело. То есть эта проклятая боль донимала меня практиче­ски 24 часа в сутки. Проще всего, наверное, было бы вообще бросить выступать. Но мне это нравилось, тем более я кое-как все же выдерживал катание.

Я упорно лечился. Весь декабрь еженедельно летал в Торонто на терапевтические сеансы. Мне делали легкую анестезию и протыкали сустав здоровенной иглой. На мониторе я видел, как она вонзается в бедро. Врачи вводили хряшевые клетки в прокладку между костями, чтобы нарастала ткань. Это была очень мучительная процедура, которая продолжалась более часа. Сжимая зубы от боли, я «зомбировал» себя: все это стоит того, чтобы вновь появиться на соревнованиях. Однако ничего не помогало. Также тщетно опробовал я методы нетрадиционной меди­цины, всяческие массажи.

Еще до первой операции мой нью-йоркский хи­рург предложил: «В принципе мы можем пересадить бедренный сустав уже сейчас, и все же лучше потер­петь до тех пор, когда боль станет совершенно невы­носимой». С этой операцией мы решили повреме­нить и ждали, когда станет совсем худо.

Самыми тяжелыми для меня оказались следующие два года. Потом я уже более или менее привык к круглосуточным болям, а организм знал, как с ними бороться. Скажем, за столом я сидел скрючившись, автоматически делая упор на левую ногу. А катался только на адреналине, потому что отрепетировать программу на тренировке было невозможно. Ставил номера — удивительно — всего за три-четыре дня! Растягивать процесс было нельзя, и я выполнял лишь половину намеченных элементов. Когда ты выхо­дишь на лед и слышишь аплодисменты зрителей, у тебя возникает эйфория! Чувствуешь, будто кто-то наполняет тебя дополнительной энергией, что и позволяет выступать, даже если минуту назад ты и идти-то не мог.