Здравствуй, лошадь!

Лошадь тянется к искусству

– Помнишь, ты обещала сводить меня в музей? Я сегодня свободен, – однажды сказал Кабачок.
– По-моему, лошади не ходят в музей. Я ни разу там не видела даже пони, – засомневалась Соня.
– Вот и увидишь!
– В музее нельзя бегать, громко разговаривать…
– Я буду вести себя тихо, – пообещал Кабачок.
Соня не нашла что возразить, и они поскакали в город.
По дороге Соня пыталась научить Кабачка правильно себя вести.
– В музеях обычно говорят об искусстве.
– Хорошо, будем говорить об искусстве, – отозвался Кабачок. – Только надо потренироваться. Начинай!
Соня сосредоточилась.
– Об искусстве обычно говорят так: не правда ли, на этом портрете нарисована голова?
– А я что должен отвечать?
– Несомненно…
– А дальше?
– Потом можно так: это дерево совсем зеленое!
– А я?
– Безусловно… или что-то в этом роде…
– Безусловно, несомненно! Несомненно, безусловно! – бормотал Кабачок.
«Конечно, я никогда не видела, чтобы лошади ходили в музеи, – размышляла Соня, – но, может, я ходила не в те музеи или мы ходили в разное время».
В самом радужном настроении они подъехали к музею…
– С лошадьми – нельзя! – отрезала служительница.
– Почему? – расстроилась Соня.
– Не спорь! – кротко сказал Кабачок и спросил: – А с девочками можно?
– С девочками? – растерялась служительница. – Детский билет надо купить!
– Хорошо, – сказал Кабачок, и они прошли внутрь.
Народу было мало. Служительницы подремывали в креслах. И Соня с Кабачком устремились вперед.
– Почему ты не смотришь картины? – спросила Соня, когда они пробежали залов пять.
– Уже нужно смотреть? – удивился Кабачок.
– Посмотри, это называется портрет, – начала Соня.
– Безусловно! – сказал Кабачок. Потом подумал и уточнил: – Так надо про портрет говорить?
Соня кивнула.
– Как странно, на всех портретах изображено одно и то же!– задумчиво сказал Кабачок.
– Они разные! – растерялась Соня.
– Одинаковые, – настаивал Кабачок. – Ты сравни: здесь нос – и там нос; здесь рот – и там; глаза – глаза… Тут, правда, уши не видны…
Соня решила не спорить. Тем более что Кабачок уже разглядывал батальные полотна.
– Знаешь, художники в этом музее рисуют гораздо лучше, чем тот, что водится в наших краях, – сказал он.
– Они просто по-другому рисуют, – согласилась Соня.
– У них не только можно понять, где у лошади голова, но иногда и где ноги… Смотри, как красиво гарцует! Я тоже так умею! – И Кабачок загарцевал.
Шум разбудил служительницу.
– Лошадь? – удивилась она. – Вы с ума сошли! Лошадь – в храме искусства!
– Нельзя? – расстроилась Соня.
– Вы что, не видели при входе надпись: на роликах и с велосипедами нельзя?!
– Он без велосипеда!
– Это переходит все границы! Я пойду к директору! – И, размахивая руками, служительница удалилась.
– Сейчас выгонят, – расстроилась Соня. – А мы толком ничего и не посмотрели. Послушай, давай так: если на тебя смотрят, ты притворяешься статуей.
– Зачем это?
– Чтобы нас не выгнали.
– Смотри-ка: лошадь с крыльями! – вдруг оживился Кабачок.
– Это Пегас! Лошадь поэтов.
– Они сразу крылатые рождаются или у них постепенно отрастает?
– Я слышала, как папа говорил про кого-то: «У него выросли крылья». Так что, наверное, не сразу. – Соня и сама не знала.
– То есть если найти поэтов, заделаться к ним лошадью, то, может, отрастут? – Кабачок задумался, а потом спросил: – Кстати, а ты кем будешь, когда вырастешь?
– Не знаю…
– А поэтом не хочешь быть?
– Ты смешной, Кабачок. Это мифическая лошадь, и у нее мифические крылья.
– Какая разница, мифические – не мифические! Лишь бы летали. Соглашайся! А?
От волнения Кабачок почувствовал страшный голод. Он приблизился к одному из пейзажей и попробовал ущипнуть травку.
– Что ты делаешь? – в ужасе закричала Соня. – На тебя смотрят.
Действительно, служительница зала в растерянности глядела на них.
– В моем зале никогда не было лошадей! – удивилась она.
– Это – чучело лошади, – сказала Соня и похлопала Кабачка по шее.
– Сама ты чучело! – обиделся Кабачок.
– Чучело? – потерянно бормотала служительница. – Не было чучела. Может, это из другого зала? А где инвентарный номер? – с надеждой воскликнула она и начала ходить вокруг лошади.
– А как он выглядит? – спросила Соня.
– Такая бирочка железная.
Соня быстро оторвала железяку от соседней картины.
– Вот она!
– И правда. – Служительница совсем растерялась. – Пойду уточню в реестре.
– Уходим! – шепнула Соня.
– Подожди, я хочу понять: когда он взлетает, что делают ноги, и наоборот, когда бежит по земле, – куда он девает крылья? – рассуждал Кабачок.
Тут вернулась растерянная служительница.
– Не понимаю, – сказала она. – Это инвентарный номер от картины «Летний полдень».
– Тогда ясно! – сказала Соня. – Лошадь сошла с картины.
– Деточка, как лошадь могла сойти с картины? – Женщина с укором посмотрела на Соню.
– Никак, – согласилась Соня. – Но я вижу лошадь посреди музея. У вас есть другое объяснение?
– Нет, – устало отозвалась служительница и села на свое место.
Тут Соня и Кабачок услышали:
– А сейчас пройдем в следующий зал.
В зал стали заходить дети.
– Сейчас мы увидим удивительную картину…
– Смотрите, лошадь! Настоящая лошадь! – закричал кто-то из детей.
– Не трогайте экспонат! – сурово сказал экскурсовод.
– Я не экспонат, – обиделся Кабачок.
– Это же лошадь! – перепугалась экскурсовод.
– Ну лошадь! – сказал Кабачок. – И что?
– Лошадь, а ты можешь нас покатать? – закричали дети.
Экскурсовод растерялась.
– Почему вы не предупредили? – обратилась она к служительнице. – Здесь никогда не было лошади.
– И мне так казалось. А теперь есть. Не знаю, что и думать.
– Лошадь, ты тут работаешь? – спрашивали дети.
– Хорошо! Дети! Продолжим. – Экскурсовод хлопнула в ладоши, но ее никто не слушал.
– Лошадь, а что ты ешь?
– А как тебя зовут?
– Мы пришли смотреть картины! – в отчаянии объявила экскурсовод. – Девочка, – обратилась она к Соне. – Это твоя лошадь?
– Нет.
– А чья?
– Это своя собственная лошадь, – пожала плечами Соня.
– Ну и времена!
В этот момент в зал торопливо вошли директор музея, служители и милиционер.
– Вот! – сказала экскурсовод и пояснила: – Лошадь!
– А-а… –протянул кто-то. – Действительно.
– Что же делать? – растерялся директор.
– А я знаю: лошади любят яблоки, – сообщил кто-то из детей.
Тут вперед вышел милиционер:
– Повреждения есть? – строго спросил он.
– У кого? – удивился Кабачок.
– Нет, но… – начал было директор.
– Так что вы хотите? Лошадь тянется к искусству. Я бы такие движения души только приветствовал. И впредь, пожалуйста, не отвлекайте милицию от работы!
Милиционер отдал честь и направился к выходу. За ним побежали служители:
– Но с велосипедами нельзя!
– Лошадь мешает экскурсиям!
– Куда же мы катимся? – бормотал директор.
– Спасибо, нам у вас очень понравилось, – сказал Кабачок директору. И директор вдруг просиял:
– Приходите еще…
– Непременно, – заверил Кабачок, и они с Соней направились к выходу.
– Знаешь, – сказал на улице Кабачок. – Если они хотят, чтобы дети добровольно к ним шли, им надо взять на работу хотя бы одну лошадь.
–

По моим сведениям, некоторые музеи сейчас так и делают.
А Соня в последнее время всерьез подумывает, а не стать ли ей поэтом. Она даже песню написала. О дружбе, не о чем-нибудь.

Песня о дружбе, написанная Соней

Счастливо жили на зависть соседям
Джон и толстушка Дженни.
Джон в кабаке сутра до полночи
Просаживал все до пенни.
Если же в полночь не возвращался
Домой ее милый Джонни,
Толстушка в кабак за ним посылала
Гнедого коняшку Бонни.
Бонни верен и Бонии умен,
Сквозь непогоду, пасмурным днем,
Хозяина он домой привезет,
Всегда домой привезет.
– Пойдем же, хозяин! – Постой, старина,
В кружке пока я не вижу дна,
Садись-ка со мной, и выпьем вина.
Куда нам спешить, старина?
Напрасно Дженни всю ночь напролет
Сидит у окошка и мужа ждет,
Джонни с коньком всю ночь за столом
Толкуют за кружкой с вином.
Бонни верен и Бонни умен,
Сквозь непогоду, пасмурным днем,
Хозяина он домой привезет,
Всегда домой привезет.

Цыганская песня

Ходят кони, ходят люди,
И медведи. Горит костер…

– распевал Кабачок старую цыганскую песню. Слушая его, некоторые лошади фыркали со смеху, а некоторые – грустили и вспоминали сказки о цыганских лошадях. Поговаривали, что Кабачок так проникновенно поет потому, что сам когда-то бродил с цыганами. Кабачок даже знал один цыганский трюк – как открыть денник. Он стучал копытом по двери до тех пор, пока доска не вываливалась вместе с замком. Он повторял этот трюк часто: ведь так смешно смотреть на вытянувшиеся лица конюхов, когда в очередной раз он оказывался на свободе.
Была весна – пора, когда травка еще молодая и нежная и так хочется куда-нибудь бежать. В тот вечер Кабачку стало совсем невмоготу. Он решительно открыл денник, переступил через выломанную доску и ушел в лес с твердым намерением не возвращаться никогда или, во всяком случае, нагуляться вволю, а впрочем, как получится.
– Прощай! – крикнул он Халве.
– Ты куда на ночь глядя? – Халва оторвалась от сена.
– Куда-нибудь!
Какой удивительный лес в сумерках! Бредешь себе. Талая вода еще не ушла, и все пахнет так тревожно. Сквозь деревья иногда видны огоньки деревенских домов. Где-то поезд стучит, собаки лают, а здесь так тихо, и только сухая листва шуршит под ногами. Невдалеке проехала машина, и от света фар по лесу побежали тени.
Хлоп-хлоп-хлоп.
– Кто здесь? – Кабачок испугался.
– Карр!
– Что каркаешь над душой?! Эх, ворона, знаешь ли ты, что я из конюшни удрал? Не хочешь разговаривать? Ну и лети!
Темнело. Холодный туман стелился по земле. Вдруг Кабачку почудилось, что вдалеке что-то светит. Он стал тревожно втягивать ноздрями.
– А правда ли, что меня нашли на стоянке цыган? – Кабачок устремился на свет. Свет оказался фонарем, и Кабачок загрустил: – Нет никаких цыган…
Вдруг из-за дерева выскочил взъерошенный пес и, то припадая к земле, то подпрыгивая, стал истошно лаять. Ломая кусты, Кабачок бросился бежать. Пес погнался было за ним, но остановился:
– А, ты – лошадь! Я-то перепугался в темноте: вижу, на меня что-то огромное надвигается.
– Что за манеры?! Чуть испугался – сразу кидаться.
– Извини! Привычка.
Помолчали.
– А ты цыган не видел? – вдруг спросил Кабачок.
– Видел.
– Ну и какие они?
– Какие? – задумался пес. – Такие высокие, голубоглазые, летают. Я одно время к ним прибился, но потом отстал…
– И что, хорошо с ними?
– Хорошо! Собак много…
– А ты знаешь такую песню, не знаю, как называется, цыганскую, сейчас я тебе спою. – И Кабачок спел.
– Конечно, знаю. Кто хоть раз побывал в цыганском таборе, тот знает эту песню. Только мотив немножко другой. И слова не совсем такие. Я тебе сейчас спою. – Пес взглянул на молодой месяц и вдохновенно запел:

Светит месяц, ветер воет,
Собака греет бок у костра…

– Все равно красиво, – сказал Кабачок. – Давай вместе споем!
И они запели. Каждый – свое. Лягушки из ближнего болота притихли, а потом подхватили целым оркестром…
– Мы с ног сбились, весь лес прочесали, а он тут горланит. – На опушку леса вышли конюхи. – Хватит гулять, пошли в конюшню! – И на Кабачка надели недоуздок.
– Эх! Такую песню испортили! – вздохнул Кабачок.
Пес некоторое время провожал его, приговаривая: «Не горюй, еще споем как-нибудь!» Потом отстал, вильнув на прощание хвостом.

Давно наступила ночь, утихли шорохи, и только лягушки еще долго распевали в темноте полюбившуюся им старую цыганскую песню:

Ходят кони, светит месяц,
В болоте – талая вода…

Полезное общество

Было жарко. Все, кому ни лень, ленились: лошади, кошки, собаки. Даже мухи не суетились, а летали плавно, и уж если куда долетали, то садились и начинали лениться.
— Скажи мне, Соня, — вдруг спросил Кабачок, — как вы, люди, решаете проблему мух?
— Что? — удивилась Соня.
— Представь, садится на тебя муха. Ты хочешь согнать и вдруг обнаруживаешь, что у тебя нет хвоста!
— Можно рукой, — предложила Соня.
— Неудобно, — вздохнул Кабачок.
— Я думаю, у многих людей такой сложный характер именно потому, что они совершенно не приспособлены к жизни, — сказала рассудительная Халва.
— Бегают медленно, поднять могут мало… — поддержал Руслан.
— И вообще они какие-то лысые, — поморщилась Халва.
— И потом, это, должно быть, страшно неудобно — всё время ходить на задних ногах, — вступила Ривьера.
— Зачем им передние? — подхватила Халва.
— Ну, как зачем, например, чтобы есть! — не выдержала Соня.
— Зачем? Ведь можно и так! — удивилась Ривьера.
— Но руками можно делать массу дел! — не сдавалась Соня.
— Например?
«Ведь поди объясни лошади, зачем нужны руки! — растерялась Соня. — Есть можно без рук, взять что-то тоже можно без рук…»
Тут Кабачок пришёл Соне на помощь.
— Я люблю, когда меня рукой по шее похлопывают, — сообщил он и подставил Соне шею.
— Я и не говорю, что руки совсем не нужны, — согласилась Халва. — Я люблю, когда мне яблоко с руки дают. Гораздо приятнее, чем из соломы выкапывать и от опилок отплёвываться…
— Но всё-таки люди какие-то недотёпистые… — пожалела Ривьера.
— Это уж точно: если бы мы им не помогали, они бы пропали.
Лошади сочувственно посмотрели на Соню.
— Среди них, конечно, попадаются полезные, — сжалилась Ривьера.
— Редко! — хмыкнул Руслан.
— Ну, зачем ты так? С некоторыми вполне можно иметь дело, — защитил Соню Кабачок.
— Надо их охранять. А то наши дети и не узнают, что такие бывали… — мрачно заметила Халва.
И тут Кабачку в голову пришла великолепная идея:
— Я придумал! Нужно создать «Общество защиты двуногих»!
Ривьера даже подпрыгнула от восторга.
— Мы разработаем специальные правила охраны! —
Халве тоже понравилась эта затея.
Ривьера принялась за дело:
— Правило первое: некоторых двуногих нельзя лягать!
— Даже если они подходят сзади… — добавила Халва.
— Даже если с неясными намерениями… — поддержал Кабачок.
— И даже если очень хочется…
— Правило второе: их необходимо обеспечивать работой по конюшне, чтобы постепенно развивались. — Руслан гордо встряхнулся.
— И главное: их надо охранять! — сказала Халва.
— Предлагаю завести «Книгу охраны двуногих», чтобы записывать тех, кого мы охраняем! — предложила Ривьера.
— Кого мы запишем? — приступил к делу Кабачок и, повернувшись к Соне, великодушно сообщил: — Ладно, тебя запишем.
Соня была в замешательстве: с одной стороны, это ужасно неприятно, когда в тебе находят столько недостатков, с другой — всё-таки неплохо, когда все бросили свои дела
и стали тебя охранять…
— Кого ещё? — спросил Кабачок.
— Давайте ещё новенького конюха, — предложила Ривьера. — Очень полезный. Федя его зовут.
— Ещё?
— Хватит! И так много, — сварливо сказал Руслан.
Тут как раз из конюшни вышел Федя:
— Руслан, нам сказали с тобой за сеном съездить.
— Внимание! — закричал Кабачок. — Охраняй!
— Ура! — обрадовалась Ривьера — А как?
— Не знаю! Сейчас разберёмся! — ответил Кабачок, и лошади с деловым видом стали окружать конюха Федю.
— Эй! Что происходит? — растерялся Федя.
— Не кричи! — отозвался Руслан, подходя к нему сзади.
— В чём дело? — Феде стало как-то не очень уютно.
— Не бойтесь, они вас охраняют! — попыталась успокоить его Соня.
— Сейчас! Я позову кого-нибудь! — и Федя бросился в ко-нюшню.
— Вот, — огорчился Кабачок. — Ты их охраняешь, а они
раз — и бежать.
— Вычеркни его из книги! Будем мы за ним гоняться! — сказала Халва.
Так было создано «Общество защиты двуногих». Лошади в этом обществе относятся к людям терпимо и прощают их многочисленные недостатки. Ведь, в конце-то концов, любой, даже самый никчемный и никудышный, человек годится почесать шею или подержать яблоко, чтобы не пачкалось.