1914 год.
15/28 июня. Воскресенье Сегодня мы все ходили в
англ[иканскую] церковь. Когда пили чай, пришло ужасное известие: в Боснии убиты эрцгерцог Франц Ф[ердинанд] и его жена. Какая жестокость! Слава Богу, что, умирая, они были вместе. В 7 часов вечера мы отправились в Комб [королевский замок в
Лондоне] на обед... Вскоре появился Шаляпин, который замечательно пел.
8/21 августа Павел Бенкендорф посетил меня после долгого перерыва. Мы оба были в отчаянии от ужасных сообщений с фронта и других вещей, которые происходят и о которых говорят. Прежде всего это то, что злой дух Гр[игория] вернулся, а также, что А. [Александра Федоровна] хочет, чтобы Ники взял на себя Верховное командование вместо великого князя Николая Николаевича, нужно быть безумным, чтобы желать этого!
12/25 августа Юсупов пришел после обеда, рассказывал всякие ужасы, о которых говорят в городе. Ники пришел со своими четырьмя девочками. Он начал сам говорить, что возьмет на себя командование вместо Николаши, я так ужаснулась, что у меня чуть не случился удар... Умоляла его не делать этого, особенно сейчас, когда все плохо для нас, и добавила, что, если он сделает это, все увидят, что это приказ
Распутина... Он совсем не понимает, какую опасность и несчастье это может принести нам и всей стране.
1917 год
1/14 марта. Среда Из Петерб[урга] ничего. Положение ужасное! Видела
Фогеля, который рассказал, что знал. Стычки и столкновения. Волнения на улицах. Все это после закрытия Думы. Мы можем благодарить ее за глупость и желание взять власть в свои руки в отсутствие Ники. Непонятно, как можно брать на себя такую ответственность... Призванные военные отказываются стрелять в народ. Полиция же стреляет. Много убитых!.. Все прежние министры смещены и арестованы.
4/17 марта. Суббота В 12 часов прибыла в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции. Горестное свидание!.. После обеда бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию, затем - чтобы спасти страну - предложил образовать новое правительство и Ники [невероятно!] - отречься от престола в пользу своего сына. Но Ники, естественно, не мог расстаться с сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался и подписал манифест. Ники был неслыханно спокоен и величественен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто оглушили.
Крым
26 апреля. Среда В этот день в 5 1/2 часа утра, когда я еще крепко спала, меня неожиданно разбудил стук в дверь. Дверь была не заперта, и я с ужасом в полумраке разглядела мужчину, который громким голосом объявил, что он послан от имени правительства для проведения в доме обыска на предмет выявления сокрытых документов, которые ему в случае их обнаружения приказано конфисковать... Когда я услышала
голос незнакомого человека, который назвался морским офицером и поставил караул у моей постели, я не могла поверить своим ушам. Потом, несмотря на мои настойчивые возражения, на которые никто не обратил ни малейшего внимания, они отдернули полог, и лейтенант сказал, что теперь я могу встать с постели. Разумеется, я отказалась сделать это в присутствии его и других мужчин, но не успела я произнести ни единого слова, как появилась молодая отвратительная особа в шляпке на шнурке и в коротком платье. Она наглым образом встала у моей постели, а лейтенант и караульный вышли из комнаты. Она уставилась на меня и даже не отвернулась, когда я, будучи совершенно
вне себя из-за такого неслыханного обращения, вскочила с постели. Я едва успела набросить на себя халат и надеть домашние туфли, как вернулись офицер с караульным. Поскольку я была лишь в легком одеянии и с "прекрасной" ночной прической, мне ничего не оставалось, как спрятаться за ширму, в то время как эта дрянь начала срывать с постели все белье, простыни вместе с подушками и матрацем на пол, чтобы посмотреть, не спрятаны ли там какие документы. Лейтенант, правда, оказался все-таки достаточно любезен и принес мне стул, а сам занялся моим письменным столом и, выдвинув ящики, вытряс все в них находившееся в большой мешок, который держал перед ним матрос. Было невыносимо видеть, как он и еще двое рабочих роются в моих вещах. Все фото[графии], все бумажки, на которых было хоть что-то написано, эти негодяи забрали с собой. Я резко выразила им свое неудовольствие; правда, не помню точно, чтo именно я говорила, настолько я была вне себя...
Проведя таким образом примерно два часа, лейтенант перешел в мою гостиную, где, усевшись за мой письменный
стол, опустошил все его ящики, в которых я хранила связки писем... и, кроме того, датское Евангелие, которое подарила мне мой ангел Мамкa! Я наблюдала за его действиями в зеркале и сказала, что это письма 1894 года и мое Евангелие, и попросила вынуть их из мешка, куда он швырнул все, но он ответил мне, что он ничего никуда не швырял, а положил в мешок и что там они и останутся. Таким образом мои самые дорогие, самые святые реликвии исчезли...
Пока он находился в соседней комнате, моя спальня наполнилась многочисленными матросами, даже не удосужившимися снять
головные уборы. Они расхаживали с красными бантами и цветками в петлицах и заглядывали ко мне за ширму. Я мерзла, и в то же время по мне от гнева струился пот, ведь со мной обращались, как с последней преступницей. Я наконец-то смогла одеться, когда офицер только к 10 (с 5 1/2) часам закончил свою работу и поставил у моей двери караульного...
Правда, матросы неоднократно открывали дверь, чтобы заглянуть внутрь, но всякий раз я пыталась их выдворить, говоря, что офицер приказал им убраться вон. Ничего более постыдного представить себе нельзя. К тому же они сознательно делали вид, что я была слишком груба с ними. Так, когда я самым вежливым образом попросила караульного выйти из комнаты и закрыть дверь, он сердитым голосом ответил, что мне следует обращаться к нему на "вы", эдакая каналья! Все слуги были арестованы, так что я не могла ни принять ванну, ни выпить кофе... Мне было видно со своего балкона, как эти неряшливо одетые матросы валялись на траве, ели, курили; некоторые дремали, выполнив свою "образцовую работу". Они выглядели очень неопрятно, без военной выправки, обращались друг к другу не так, как было принято раньше в армии, - ведь старые правила уже отменены. Офицеры говорили низшим чинам "вы" и называли их "товарищами". Невозможно было представить, что это те самые наши доблестные матросы, которых мы так хорошо знали и которыми так привыкли гордиться.
10 июля. Понедельник Снова жуткие беспорядки в Петербурге, множество убитых и раненых на улицах. Страшные известия с передовой. Оставлен Тернополь, солдаты отказываются воевать, сдаются в плен или бегут с фронта. Неслыханно и поразительно, как такая прекрасная, доблестная армия могла покрыть себя позором и замарать бесчестьем все русское воинство... Никаких надежд!
Как стыдно перед всей страной и нашими союзниками. Ведь отныне они вправе презирать нас.
27 октября. Пятница Большевики свергли правительство и арестовали его, так что вся власть теперь у них. Избрано 14 большевиков, среди них: Ленин,
Зиновьев, Троцкий и др[угие]. Все они евреи под вымышленными именами. Мы не получаем ни писем, ни газет. Ленина германцы перевезли в Россию в опломбированном вагоне. Какая подлость, какой блестящий спектакль они разыграли, эти скоты...
1918 год
21 июля. Суббота Распространяются страшные слухи о судьбе нашего любимого Ники. Не могу и не хочу верить им.
6 декабря. Четверг Именины моего любимого Ники! Господи,
спаси и сохрани его! Вот только где он, мой бедный сын, подвергшийся таким тяжелым испытаниям?! В 12 часов отслужили молебен в его здравие...