Лучшие рецензии автора | Рейтинг |
Блок №2 | +66 |
Детство. В людях. Мои университеты | +11 |
Искупление | +6 |
Шла по городу ворона | +5 |
Мой дельтаплан | +3 |
"Поистине, в курортных романах надо ставить точку, как только взлетит самолёт". Именно в этой фразе, на мой взгляд, и заключается квинтэссенция романа. Всё прочее, по большому счёту, притянуто за уши.
Третье переиздание книги под третьим (?!) названием. Предыдущие названия романа: "Биологический материал" (Рипол-Классик, 2010) и "Вечернее платье должно быть сексуальным" (Рипол-Классик, 2011). Перевод не обновлялся, автор перевода во всех трёх изданиях - Е. Хохлова.
Скорее всего, я бы так никогда и не добралась до этой книги, если бы не приезд к нам в Иркутск её автора, Алекса Капю (вместе с драматургом Антуаном Жакку) и, разумеется, не запланированная при этом встреча с читателями. Два романа под одной обложкой, объединённые общими героями – а это Тина и Маркс, возрастная супружеская пара, – и общими жанрово-стилистическими особенностями. В «Королевских детях» (перевод Т. Набатниковой) автор использовал композиционный приём «роман в романе» – современная...
Нет, "шалой" листвы мне точно не надо (как и нового перевода). Буду читать "Палую".
Не знаю, кто там выкладывал на сайт аннотацию, но "бессонницы" пишется с двумя "н". Тем более что обложка книги перед глазами.
К юбилею Горького наш иркутский Дом кино затеял показ трилогии «Детство», «В людях», «Мои университеты». И я вдруг подумала о том, что до сих пор (и книжно, и киношно) знакома только с первой её частью. Решила восполнить этот пробел. В результате в прошедшие выходные не могла оторваться от книги, читала просто запоем. Великолепный текст! Яркий, сочный, образный язык. Невероятно интересный автобиографический сюжет, лишний раз говорящий о том, что правда удивительнее вымысла.
Если о самом...
Если о самом издании, то все три повести под одной обложкой – вариант достаточно удобный. Выловила пару-тройку опечаток.
Судя по аннотации, это не роман, а сборник рассказов, к тому же содержание книги приводится.
Очень рада, что своевременно прочитала отзыв Епанешниковой Марии: собиралась было купить именно это издание, но корявый перевод не нужен и мне. Судя по всему, надо искать этот роман в переводе А. Фридмана ("Счастливчик Джим").
Уже не первый раз читаю негативные отзывы о переводах М. Пчелинцева. Надо иметь в виду.
Новый, стало быть, перевод. Интересно. Предыдущее издание, "Побудь в моей шкуре" (Иностранка, 2003) выходило в переводе Ильи Кормильцева.
Судя по всему, автор романа ставил перед собой задачу в популярной форме изложить читателю одну из страниц истории Англии XVI века. И в целом справился с этой задачей небезуспешно. У автора довольно хороший слог, текст читается легко и интересно. Исторический материал в тексте «задействован» очень органично.
Сюжет романа параллельно развивается в двух временны́х пластах: в настоящем времени и в означенном историческом, с явным объёмным перевесом в пользу последнего. При таком подходе...
Сюжет романа параллельно развивается в двух временны́х пластах: в настоящем времени и в означенном историческом, с явным объёмным перевесом в пользу последнего. При таком подходе язык романа тоже непроизвольно делится на два пласта, каждый из которых должен иметь не только свою автономию реалий, но и стилистическую автономию. Посмотрим, насколько это удалось автору. То, что во времена Генриха VIII получить представление об облике будущей невесты можно было только с помощью художника, неудивительно. Но вот почему Аннелис Тейлор, героиня уже наших дней, не видит другой возможности увековечить понравившийся ей вид из окна кроме как при помощи холста и красок, как-то не очень непонятно. И эпизод, в котором муж Аннелис, Генрих Тэйлор, ни много ни мало профессиональный медик, в критической ситуации не придумал ничего другого, как только «воззвать к Создателю» и пообещать «поклясться на Библии», тоже не выглядит естественным. То есть, языковые пласты у автора всё же смешались.
У автора, к сожалению, явно отсутствует привычка хотя бы изредка возвращаться к уже написанному тексту. Иначе этот текст не изобиловал бы расхождением деталей и режущими глаз повторами.
Начнём с деталей. В самом начале повествования мы, числе прочего, узнаём, что родители Аннелис Тейлор занимаются «реставрационными работами», благодаря чему она в своё время и объездила вместе с ними всю Европу. Что ж, прекрасно. Однако ближе к середине романа они почему-то занимаются уже «исследовательскими работами» на раскопках в Южной Америке. С одной стороны, оно, конечно, всякое бывает, с другой – именно эти две профессии таковы, что их вряд ли можно в принципе поменять одну на другую. Или же персонаж по имени Лизи – одна из дочерей Генриха VIII. Если в отношении образа его старшей дочери, Мэри, у читателя сразу возникает определённая конкретика – на момент описываемых событий ей 24 года, – то образ Лизи претерпевает какую-то циклическую возрастную трансформацию, превращаясь из «очаровательной девчушки» в «изящную девушку», а затем снова в «резвящегося ребёнка» и в «девочку». Странные вещи происходят и с внешностью Лизи, а именно с цветом её волос: «белокурые волосы» буквально через несколько страниц романа по неизвестным причинам вдруг становятся «огненными локонами». Если, конечно, Лизи, по примеру своего отца, не присыпала их «золотым песком для придания им более яркого оттенка», благодаря чему они «горели на солнце»… Или же повитуха Сара Кент, которая помогла новоиспечённой королеве благополучно избавиться от прижитого на стороне ребёнка. Персонаж второстепенный, но тем не менее. При первом появлении Сары Кент читатель узнаёт, что «смерть забрала у неё десятерых детей, оставив только младшую дочь». Несложный арифметический подсчёт показывает, что всего детей у Сары Кент должно было бы быть одиннадцать. Однако количество детей Сары Кент каким-то необъяснимым образом находится в прямой пропорциональной зависимости от количества написанных (и прочитанных) страниц романа, и на стр. 397 та самая единственная оставшаяся в живых дочь Сары Кент является уже «самым младшим ребёнком из шестнадцати детей». Ну и, наконец, сам Генрих VIII, о котором мы буквально с первых страниц узнаём, что он очень страдает от никак не заживающей раны на ноге. Подобного рода сведения, равным образом преподнесённые и в вымышленных, и в реальных ситуациях, сразу вызывают закономерный вопрос: что случилось? В самом деле, откуда рана? Но автор по этому поводу сохраняет совершенно неоправданную интригу и проговаривается лишь по истечении четверти романа: рана, оказывается, была получена королём «в результате несчастного случая на рыцарском турнире». Казалось бы, вопрос исчерпан, но не тут-то было: пресловутая больная нога Генриха VIII проходит красной нитью по тексту всего романа и, помимо воли автора, становится едва ли не самостоятельным персонажем. И такого рода нежелательных повторов в тексте довольно много. Например, подъехав к отелю и выйдя из машины, Аннелис Тейлор «с наслаждением потянулась». Вроде бы, ничего предосудительного, но Аннелис на достаточно малом текстовом пространстве «потягивается» снова и снова, подойдя ли к окну, поднимаясь ли утром с кровати…Ветер с одинаковой силой «завывает в каминной трубе» отеля “Carlton Mitre”, замка Арундель и замка Хивер. Генрих VIII, во время своих бесед с Кромвелем, ходит по комнате и неизменно «громит всё, что попадается ему под руку» или «крушит всё на своём пути». Интересно, что именно? Думаю, что даже его «мощной длани» едва ли было под силу сокрушить массивность тогдашнего антуража. Кстати, кроме «длани», «мощными» у автора в одинаковой степени являются лошади королевской свиты и агентура лорда-казначея Томаса Норфолка. Эпитеты можно было бы разнообразить, тем более что семантически они здесь не очень-то и точны.
Кроме того, у автора весьма своеобразный синтаксис. Например: «Она – молодая девушка, и вполне понятно, что в скором времени Мария захочет выйти замуж». Если в общем контексте ясно, что речь идёт об одном и том же персонаже, то вне контекста фраза прочитывается двояко. Автор странным образом меняет местами подлежащие главного и придаточного предложений. И таких синтаксически неверных фраз я наловила в тексте довольно много.
Резюмируя, хочу сказать, что и эти огрехи, и чисто технические (в текст нечаянно попала и одна черновая фраза) легко убираются при редактировании. Но редактированием, к сожалению, никто не занимался, и в печать ушёл так называемый «сыряк». Интересно, в чём заключается функция лица, указанного в выходных данных книги в качестве редактора?
Полиграфия, к сожалению, "никакая" - книга рассыпалась при первом же прочтении.
Дело в том, что Николай Александрович Зиновьев, которого здесь как автора "злободневных, пронзительных стихотворений" цитирует Абаимова Вдада, не имеет к этой книге никакого отношения. Поскольку её автор - Николай НИКОЛАЕВИЧ Зиновьев, известный у нас в стране поэт-песенник. Так что ничего удивительного.
Согласна с мнением Белова Александра. В частности, и с тем, что "к минусам романа можно отнести язык". Например, вот этот фрагмент:
"КТО Я? – внезапно прокричала фея Темная. Клай совершенно про нее забыл. Когда поднял голову, увидел, как девочка ударила себя по лбу ребром ладони. Потом трижды повернулась вокруг оси на мысках теннисных туфель. Увиденное вызвало из памяти стихотворение, которое они изучали в колледже на курсе литературы: «Тройной круг сплети вокруг него»....
"КТО Я? – внезапно прокричала фея Темная. Клай совершенно про нее забыл. Когда поднял голову, увидел, как девочка ударила себя по лбу ребром ладони. Потом трижды повернулась вокруг оси на мысках теннисных туфель. Увиденное вызвало из памяти стихотворение, которое они изучали в колледже на курсе литературы: «Тройной круг сплети вокруг него». КОЛЬРИДЖ, НЕ ТАК ЛИ?"
Вообще-то, если по-русски, то это, скорее "Кольридж, кажется?" Или "Вроде Кольридж?" И подобного рода шероховатостей в тексте встречается достаточно. Кстати, о Кольридже: в соответствующей сноске не мешало бы упомянуть и о том, что это строка из его поэмы "Кубла Хан или Видение о сне". Но вот как в данном случае быть с переводом этой строки - "Weave a circle round him thrice"? На русский эту вещь Кольриджа, кроме Бальмонта, похоже, до сих пор никто больше не переводил (что странно), но переводом Бальмонта здесь не воспользуешься, поскольку там эта строка в общем контексте выглядит так: "Сомкнемся тесным хороводом" . К "thice" её не пришьёшь, а оно здесь ключевое. Но вот что "хоровод", а не "круг" - это точно! В общем, переводчик, уж извините, схалтурил, редактор не доглядел (если глядел вообще). И опечатки, увы, в книге есть тоже. Не солидно, господа издатели.
Да нет, всё верно, автор этой книги - Мэтью Квик (Matthew Quick). Кроме "Серебристого луча", у него есть и другие вещи. А вот Мэтью Квирк (Matthew Quirk) пока что автор одного-единственно (дебютного) романа - "500". Это два совершенно разных писателя.
Скажу, честно, что если бы не новый фильм Александра Прошкина, то до книг Ф. Горенштейна я, возможно, так бы и не добралась (хотя была достаточно наслышана об этом писателе). И, как теперь понимаю, очень многое бы потеряла.
Давно не читала такой пронзительной прозы. В обеих повестях и рассказе, вошедших в этот сборник, в той или иной степени затронута тема войны и военного времени. Повествование о судьбах конкретных героев перемежается с очень тонкими и точными психологическими наблюдениями и...
Давно не читала такой пронзительной прозы. В обеих повестях и рассказе, вошедших в этот сборник, в той или иной степени затронута тема войны и военного времени. Повествование о судьбах конкретных героев перемежается с очень тонкими и точными психологическими наблюдениями и оригинальными обобщениями историко-философского характера. Что касается последних, то напечатать такое в СССР было, конечно же, практически невозможно. Кроме того, в сборник включена довольно интересная вступительная статья Л. Лазарева (перепечатка из «Знамени» за 2008), что тоже очень отрадно: не так уж часто сейчас, к сожалению, в книгах публикуют литературоведческие статьи о творчестве авторов.
Думаю, что буду читать и другие книги Фридриха Горенштейна.
По-моему, книга получилась очень достойной во всех отношениях. Стихи эмоционально разнообразные, весёлые ("Летающая коза"), с грустинкой ("Сергуха", "Слоны"), и просто очень добрые стихи ("Одуванчики", "Вкусное молоко" и многие другие). Есть достаточно интересные звукоподражательные находки: "оду-одуванчики", "ма-а-ло" (кошка), "пож-ж-жар, пож-ж-жар!" (жук), "гор-р-рим!" (ворон), "ква-а-ажется"...
Не знаете, что почитать?